такие тёмные, что при определённом ракурсе может показаться, что они чёрные, в них уместно бы смотрелись полуночные звезды и планеты, все звезды лишь у неё в глазах.

— Что ты на меня так смотришь? — Вдруг говорит она, и я тут же опускаю взгляд в пол, а она слегка смеётся.

— Ну, раз ты не смотришь на мой оголённый торс, то я буду смотреть на тебя.

— Вот как? Так ты хочешь, чтобы я пялилась на тебя? — Она наклеивает мне, как я думаю, пластырь и отходит на шаг в сторону. — Готово! О Боже, что это!? — Проследив за её взглядом, я понял что она про синяк.

— Последствия вчерашнего безумно весёлого вечера. — Она подавила смешок и снова стала искать что-то в коробочке. — Что ты делаешь?

— Как что? Буду спасать тебя, — найдя мазь, говорит она и толкает меня на кровать и смеётся и при этом.

— Ты довольно смелая! — Замечаю я. — Одна девушка забоялась поцелуя со мной, а ты буквально опрокидываешь меня на постель!

— У меня есть старшая сестра, есть, у кого смелости набираться. — Я вздрагиваю, когда она касается моего синяка холодной мазью. — Извини, — тихо шепчет она как на автомате.

Сначала очень холодно и даже неприятно на меня действует эта мазь, но потом она успокаивает, и становиться намного лучше. Аника клеит что-то большое на место моего синяка и разрешает, наконец, подняться, хотя должен признаться, её кровать очень мягкая.

— Твоя рубашка ещё не скоро высохнет, так что ты можешь идти так или подождать, — говорит Аника, возвращаясь из ванной, надеюсь, она не специально это сделала, хотя я, конечно, могу попросить, чтобы мне принесли одежду.

— А может, я просто возьму одно из твоих платьев? — Мой ответ привёл её в ступор, но потом она засмеялась, оценив шутку.

— Спасибо за украшения они просто невероятные, — говори она присев на стул.

— Не знал, что ты играешь на скрипке.

— А я не знала, что ты пьёшь, — повисает минутное молчание. — Извини.

— Всё нормально, — усмехаюсь я.

— Но этот поцелуй в щёку был поистине шикарен, — сдерживая улыбку, говорит она, смотря на меня. Какой к чёрту поцелуй!? — Ты не помнишь? — Заметив моё долгое молчание спрашивает она с диким интересом. Я киваю, поджав губы. — Когда ты вручил мне коробку с украшениями, ты поцеловал меня в щёку.

Я пододвигаю другой стул и сажусь напротив неё. Смотря на неё сразу можно понять, что она любит розовый цвет. Вся её комната нежно розовая, как и её платья, она выглядит очень нежно.

— Расскажи о себе, — прошу я. Не хочу говорить с возможно моей будущей женой о моих пьяных выходках.

— Что рассказывать, ты всё знаешь по анкете, которую я заполняла целый час. — Посмотрев на меня и поняв, что я ничего не помню, она удивилась ещё больше, но не обиделась. — Моя мама домохозяйка, она никогда в своей жизни не работала, она из обеспеченной семьи, ребёнком часто бывала на балах во дворце. — Вау, я удивлён, Аника улыбнулась моему выражению лица. — Мой отец хирург, с мамой они познакомились, когда ей пришлось вырезать аппендицит, эта была его первая операция, — она мечтательно вздохнула с ноткой сарказма. — Романтичное знакомство, да?

— Очень, — так же саркастично ответил я.

— У меня есть старшая сестра, которая по стопам отца учиться на врача, но живёт в другом городе, мы редко с ней видимся, но говорим по телефону достаточно часто, чтобы успеть надоесть друг другу.

— А как ты попала на Отбор? Ты хотела? Или это получилось спонтанно?

— Меня с самого детства готовили к этому. Учили ходить с книгой на голове, держать осанку, учили правильной речи, этикету, всё то, что нам сейчас здесь рассказывают, я знаю, ну, почти всё. — Её готовили с детства быть моей невестой?

— Ты не ответила, хочешь ли ты этого? А не твои родители?

— Ты думаешь, они просто так, для своей выгоды стали меня готовить? Это я влюбилась в тебя, как только увидела на экране телевизора, мне было семь и я до сих пор это чувствую, помимо всей радости, что я до сих пор чувствую от того, что меня выбрали, от того что я до сих пор здесь, я всё ещё чётко ощущаю любовь к тебе…

Я целую её, она слишком разгорячилась, мне стало как-то страшно, что ли, она сказала, что любит меня, что мне было делать? Мне в жизни не признавались в любви. Кэтрин не считается, она говорила в прошедшем времени. Тем более я не прочь её поцеловать.

— Ого, неожиданно, — шепчет она, не открывая глаз.

— Для меня тоже, — говорю я, взяв её руку. Мы долго смотри друг на друга, пока я не начинаю понимать, что она смущается.

— Какой твой страх? — Это первый вопрос, который пришёл мне в голове, она удивляется, но кажется, с облегчением расслабляется, и напряжение в воздухе рассеивается.

Она долго думает, прежде чем отвечает, в это время тишины я всё не как не могу оторваться от неё, она очень красивая, тёмные волосы и светлая кожа так прекрасно смотреться и она сама выглядит безумно хрупкой.

— Наверное, ты ожидаешь ответа наподобие высоты, замкнутых пространств или людей, одетых в костюмы животных, но год назад в школе, когда мне было 17 лет, я записалась на предмет, в котором рассказывали про отношения в нашей жизни, и я поняла, что люди разлюбливают по той же причине, по которой влюбляются. — Я весьма потрясён, не знаю права ли она. — После долгих лет брака они уже не могут смириться с тем, что их пара мило упряма, их плохие привычки, которые им раньше нравились теперь — пустая трата денег и времени. Их спонтанность стала безрассудством, а их ноги, поверх их приборной панели — больше не сексуально, просто еще один отвлекающий момент в их занятой жизни, — говорит она, чётко понимая каждое своё слово, должно быть она долго об этом думала. — Пожалуй, ничто не пугает меня больше, чем мысль, что я могу стать непривлекательной для кого-то, кто когда-то считал меня всем своим миром.

— Ты же понимаешь, я ничего не могу говорить про свою будущую супругу, но если это окажешься ты, то ты навсегда останешься для меня самой привлекательной, но ты же понимаешь что ещё…

— Не слова больше! — Слабо улыбнувшись прервала меня она и, закрыв глаза, обняла меня за шею. — Ты когда-нибудь любил кого-то настолько сильно, что воображал все те вещи, которые вы могли бы делать вместе, и ты бы постоянно думал о нем, каждый вздох,